Полет ВХУТЕМАСа
zoom_out_map
chevron_left chevron_right

Полет ВХУТЕМАСа

Пропаганда, агитация, реклама — искусства смежные, иногда до смешения и неразличения. Неудивительно, что искусство советского плаката — это сразу и история пропагандистского плаката, и агитационного листка, и рекламного баннера. 

Небывалый расцвет этого искусства — расцвет, давший мощнейший толчок всему мировому дизайну — в двадцатые годы в Советской России — связан и с историей страны, и с историей искусства, и с историей институций. 

Одной из этих институций был легендарный ВХУТЕМАС, Высшие художественно-технические мастерские, открытые в Москве в 1920 году.

Молодое советское государство, рождавшееся в грозах и бурях Гражданской войны, сразу после Первой мировой, на фоне небывалой разрухи страны и невиданного раскола общества, с одной стороны, отчаянно нуждалось в пропаганде, а с другой — оказалось открыто к сотрудничеству с самыми передовыми, авангардными художественными течениями. 

Художники, которые еще вчера считались париями, иногда и вовсе не считались художниками, а скорее экстравагантными хулиганами от искусства, художники, которым еще вчера и выставиться-то было непросто, не говоря уж о том, чтобы продать свои работы — эти художники вдруг получили возможность выставляться, оформлять спектакли и городские праздники, получили огромные государственные заказы и, at last but not at least — возможность преподавать.

Редкий счастливый момент, когда интересы государства и интересы передового искусства совпали. Медовый месяц продолжался не так уж долго, лишь около десяти лет, но бывало ли когда-нибудь в истории больше?

Молодой советской власти, утверждающей себя на обломках империи, нужны были художники-единомышленники в деле построения нового мира и нового общества, но их ведь было мало — ну несколько в Петрограде и чуть больше в Москве, но вся остальная огромная страна оставалась как бы с выключенным светом. Художников нужно было больше, и их нужно было выращивать, учить. Учить их по-старому в бывших императорских академиях было невозможно.

Движение было взаимным, навстречу друг другу. Со стороны государства — ленинский План монументальной пропаганды, выдвинутый весной 1918 года, и организационная работа наркома просвещения Луначарского, с противоположной стороны — стихийно организующиеся движения студентов-художников. В том же 1918-ом в Москве открываются Первые Государственные свободные художественные мастерские, СГХМ, и одновременно с ними — Вторые СГХМ. Осенью 1920-го их сливают в тот самый ВХУТЕМАС, который сначала станет центром художественной жизни страны, кузницей художественно-революционных кадров и лабораторией нового искусства, а потом — абсолютной всемирной легендой.

ВХУТЕМАС — вовсе не только про живопись; кроме собствено Живописного факультета, тут были Архитектурный, Полиграфический, Скульптурный, Текстильный, Керамический, Металлообрабатывающий и Деревообделывающий факультеты. Как видно, отдельного факультета, на котором готовили бы мастеров плаката, не было, но это не значит, что плакатом не занимались — как будет сказано несколько позже, кадры решают все.

Уже в 1921 году во ВХУТЕМАС приглашают Эля Лисицкого. 

Лазарю Марковичу Лисицкому на этот момент тридцать один год. Родившийся в еврейской семье в Смоленской губернии, мальчик сначала учился в частной художественной школе в Витебске, где его отец открыл посудную лавку, потом окончил реальное училище (то есть обычную школу, в отличие от гимназии) в Смоленске, потом учился на архитектора в Дармштадте, подрабатывал, путешествовал, а с началом войны вернулся на родину. В 1918 году в Москве он получает диплом инженера-архитектора и начинает работать в архитектурном бюро. Параллельно он много работает с графикой,  иллюстрирует книги на идише и выставляется. В 1919-ом Марк Шагал приглашает его в Витебск — преподавать архитектуру и графику. Там же преподает и Малевич. Лисицкий испытывает мощное влияние коллеги, но характер у того — не приведи господь, ужиться с ним в одном коллективе трудно, и Лисицкий уезжает обратно в Москву. Уже в следующем году его зовут во ВХУТЕМАС прочитать курс «Архитектура и монументальная живопись».

Лисицкий — супрематист и фотограф, дизайнер и архитектор — содал не так уж много плакатов, но именно ему принадлежат два из числа самых известных: «Клином красным бей белых» и реклама издательства «Ленгиз» с зубастой Лилей Брик, которую специально для такого дела сфотографировал великий Родченко. Скажем походя: Родченко, прославившийся своими фотографиями, — кроме того и автор первой советской рекламы. Например, тех самых «Лучше сосок не было и нет» и «Нигде кроме как в Моссельпроме», для примера. (Да, слова Маяковского.)

Лисицкий же, помимо плакатов, — автор так называемых «проунов» (проектов утверждения нового), автор оформления знаменитого спектакля «Победа над солнцем» (Крученых и Матюшин), оформитель удивительной книги Маяковского «Для голоса» и автор проекта типографии журнала «Огонек» — здания, на которое до сих пор можно посмотреть в Москве. И это только самые известные работы Лисицкого.

В 1921 году его командируют в Берлин, где он проведет четыре года, а по возвращении он возглавит во ВХУТЕМАСе Кафедру проектирования мебели и художественного оборудования помещений, на которой проработает до самой смерти училища в 1930 году. 

Несколько дольше, с 1922-го по все тот же 1930-й, преподавал во ВХУТЕМАСе Дмитрий Моор — на Кафедре литографии. На семь лет старше Лисицкого, ему почти сорок, Моор — уже легенда. Его настоящая фамилия Орлов, он родился под Ростовом в семье инженера. Художественного образования у него не было: он четыре года учился на физико-математическом факультете Московского университета, посещал художественную студию, работал в типографии и сразу со студенческой скамьи отправился работать в журнал. 

К моменту, когда Моор пришел преподавать во ВХУТЕМАС, он уже создал огромное количество шедевров, среди которых «Ты записался добровольцем?», «Помоги!», «Петроград не отдадим», «Будь на страже» — и это только самые распиаренные хиты. Агитплакат — фишка Моора, его главный хлеб и след в вечности, но кроме них были еще и «Азбука красноармейца», и многочисленные антирелигиозные карикатуры, и работа с Маяковским над «Окнами РОСТА» — опять Маяковский, да, вообще с поэтом сотрудничали едва ли не все крупнейшие художники эпохи, это отдельная большая тема.

Во ВХУТЕМАСе учениками Моора были среди прочих Михаил Куприянов, Порфирий Крылов и Николай Соколов — еще будучи студентами они организовали художественную группу, которую назвали «Кукрыниксы» (аббревиатура, первые буквы фамилий). В следующем поколении они станут еще одной легендой советской карикатуры и агитационного плаката.

Несколько меньше, всего три года, с 1927-го по злополучный 1930-й, работал в училище Владимир Татлин. Ровесник Моора, Татлин — не меньшая легенда, хотя, собственно, к плакату его работа отношения почти не имела. А зато к пропаганде — имела самое прямое.

Еще один сын инженера, Татлин родился в Орле, вырос в Харькове, но юность его прошла куда менее буржуазно. Сбежал из дома в тринадцать лет, был юнгой в торговом флоте, подвизался подмастерьем в иконописных и театральных мастерских. Учился то в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, то в Одесском училище торгового мореплавания, то в Пензенском художественном — ни одного не закончил; остался, как и Моор, без полноценного профессионального образования.

Однако таланта и энергии — хватило бы на десяток ботанов. Декадентские десятые годы Татлин проводит в Петербурге, здесь кипит художественная жизнь умирающей империи — Татлин жадно впитывает все новое. Посещает собрания «Мира искусства» и «Ослиного хвоста», «Бубнового валета» и чтения поэтов-футуристов, участвует в выставках. В 1914 году, но еще до войны Татлин отправляется в Париж и там знакомится с Пикассо, которого будет боготворить всю жизнь. Примерно в то же время он сходится с Малевичем — история их знакомства, дружбы и вражды до сих пор не вполне ясна, столько мифов каждый вокруг этой истории насочинял. Точно одно — до конца жизни они ненавидели друг друга. На похоронах Малевича Татлин, заглянув в гроб, бросит знаменитое «Притворяется!».

В 1920 году по заказу Наркомпроса Татлин создает проект памятника Третьему интернационалу — знаменитую «башню Татлина», ставшую манифестом авангарда и первым криком новорожденного конструктивизма. Руководству проект не зашел — Троцкий сказал что-то про каркас недостроенного здания, Ленин просто сказал, что уродливо, — проект так и остался проектом (как, кстати, и проекты самих Ленина и Троцкого) — но влияние на современную художественную мысль работа Татлина оказала колоссальное. И, кстати, трудно не увидеть в проекте Дворца советов, который будет создан через десять лет — и тоже так и останется на бумаге, — тот самый татлинский каркас.

Еще раз: прямого отношения к плакату Татлин не имел. Но вся его работа, и «башня», и «летатлины», и живопись, и дизайн мебели и одежды, делалась в русле пропаганды — пропаганды революционного сознания, нового отношения к жизни, переустройства отношений человека и общества. И конечно, образ «башни Татлина» стал одним из важнейших для мирового художественного авангарда.

ВХУТЕМАС, в котором преподавали и Лисицкий, и Моор, и Татлин — разумеется, не только они, но раз уж о них сегодня речь — был училищем, но кроме того он был лабораторией, академией в античном смысле слова, свободным сообществом мудрецов, он был мотором, который запустил работу авангарда в искусстве, и его закрытие в 1930 году в этом смысле уже мало на что повлияло — работа была сделана.

Утилитарная политическая цель — разработка языка пропаганды новой власти, новых ценностей, новой жизни и подготовка кадров, создающих эту пропаганду, — обернулась незапланированным побочным эффектом. Проживший целых десять лет счастливый брак новой власти и новых художников и впрямь дал стране ее собственный специфический художественный язык — но вместе с ним родился и окреп авангард вообще, в целом, как художественное явление. 

И именно этот плод ВХУТАМАСа совершил революцию уже не политическую и не в России, а художественную — и во всем мире. Любое мировое искусство, начиная с двадцатых, уже не могло не замечать русского авангарда, не учитывать его и не следовать за ним. В некотором смысле в громадной тени ВХУТМАСа мировое искусство живет и до сих пор.

Автор: Вадим Левенталь